Везде
Наука и власть в визуальной поп-культуре: куда движется крейсер «Галактика»?
Оглавление
Аннотация Оценить Содержание публикации
Библиография Комментарии
Поделиться
QR
Метрика
Наука и власть в визуальной поп-культуре: куда движется крейсер «Галактика»?
Аннотация
Код статьи
S0028989-7-1
DOI
10.18254/S303428800028989-7
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Шибаршина Светлана Викторовна 
Аффилиация: Межрегиональная общественная организация «Русское общество истории и философии науки»
Адрес: Российская Федерация, Москва
Выпуск
Выпуск 1
Аннотация

Данная статья исследует визуальные образы учёных в современной поп-культуре – с акцентом на том, как в ней интерпретируется проблема отношений между наукой и властью. Современная визуальная культура становится значимой частью внешней научной коммуникации: с одной стороны, она продолжает традицию изображения учёных через ряд стереотипов, с другой же – предлагает более глубокие и неоднозначные образы, а также интерпретирует новые тренды. Изучению данного вопроса посвящён первый раздел статьи. Второй раздел фокусируется на анализе проблемы науки и власти, которую можно понимать двояко: во-первых, в аспекте социально-политического статуса научного сообщества, а во-вторых, в плане практического применения научного знания прежде всего в социально-политической сфере, а также доверия к нему со стороны общественности. Даётся оценка линейной модели отношений между наукой и политикой. Третий раздел посвящён описанию и интерпретации образа учёного из современного телесериала «Звёздный крейсер Галактика», который из научного эксперта, подчинённого высшему политическому и военному руководству, временно превратился в самостоятельного политического актора.

Ключевые слова
визуальная поп-культура, наука и власть, стереотипы учёных, учёный-злодей, бесчувственный учёный, политическая субъектность учёных, власть научного знания
Источник финансирования
Благодарности: исследование выполнено при финансовой поддержке РНФ, проект № 21–18–00428 «Политическая субъектность современной науки: междисциплинарный анализ на перекрестье философии науки и философии политики» в Русском обществе истории и философии науки.
Классификатор
Получено
02.08.2023
Дата публикации
30.11.2023
Всего подписок
8
Всего просмотров
127
Оценка читателей
0.0 (0 голосов)
Цитировать Скачать pdf
Доступ к дополнительным сервисам
Дополнительные сервисы только на эту статью
Преимущества сервисов
100 руб. / 1.0 SU
1

Визуальные образы учёных в современной поп-культуре
2 Современная визуальная культура становится значимой частью науки и научной коммуникации. При этом визуальное в науке – явление, безусловно, не новое. Влияние науки на общественное сознание происходило во многом через её публичный и при этом визуально опосредованный образ. Как известно, визуальные изображения могут оказаться более ёмким посланием по сравнению с вербальным сообщением. С XVIII и XIX вв. визуальные и вербальные образы учёных были обильны и многообразны. Карикатуристы, создатели комиксов, художники и писатели создали разнообразие стереотипных фигур учёных – дьявольских безумцев, рассеянных гениев и безобидных чудаков, учёных шутов, стильных дилетантов-любителей, учёных-натуралистов, химиков и т.д. Карикатуры часто представляли учёных спорящими между собой [Шибаршина 2020, 55].
3 В XX в. трансформация науки, включающая изменения организационной структуры, социального статуса и социального авторитета оказала значительное влияние на формирование нового профессионального имиджа учёных, нередко транслируемого через массмедиа. Исследования зафиксировали существенное влияние телевидения на общественное восприятие науки и закрепление определённых стереотипов учёных [Schibeci 1986; Whitelegg, Carr, Holliman 2013 и др.]; также была отмечена «медиатизация» науки [Weingart 1998]. Фильмы, сериалы и ТВ-шоу оказывают существенное и устойчивое воздействие на общественное восприятие науки [Whitelegg, Carr, Holliman 2013].
4 Исследователи западной научно-популярной культуры отмечают, что среди популярных образов учёных преобладают отрицательные [Larsen 2019, 23–46; Haynes 2003, 243–244]. Анализируя западную культуру, Рослинн Хейнс выделяет семь основных стереотипов учёных: (1) «безумный» и / или «злой» учёный; (2) «безумный алхимик» (работает в секретных лабораториях над нелегальными экспериментами); (3) «благородный» (учёный-герой, спаситель человечества); (4) «придурковатый» (рассеянный учёный); (5) «бесчувственный» (учёный, который ради науки приносит в жертву многое, включая чувства и отношения); (6) «искатель приключений» (учёный типа Индианы Джонса); (7) «беспомощный» (учёный, не имевший злого умысла, но чьи эксперименты вышли из-под контроля и угрожают человечеству) [Haynes 2003, 244]. Помимо «злодея» и «бесчувственного» к отрицательным стереотипам также относят «беспомощного» учёного (непредумышленно вызвавшего бедствия). Если говорить об образах, порождённых кино и телевидением, к хрестоматийным «безумным» и «злым» относят: Доктора Стрейнджлава, героя антимилитаристской киносатиры «Доктор Стрейнджлав, или как я перестал бояться и полюбил бомбу»; профессора Фарнсворта из американского научно-фантастического сатирического мультсериала «Футурама» и многих других персонажей книг, комиксов, фильмов, теле- и мультсериалов. Нередко учёные изображаются бесчувственными, с неразвитыми социальными навыками, лишёнными чуткости, сопереживания и ряда других важных эмоций; при этом они стремятся всё рационализировать. Пример – Николас Раш, специалист в области математики и криптографии из научно-фантастического сериала «Звёздные врата: Вселенная». Изначально он изображён замкнутым, нелюдимым и полностью сосредоточенным на своих научных интересах, высокомерным к окружающим, жестоким, готовым на жертвы. Вместе с тем в ходе развития сюжета он становится более мягким и гуманным по отношению к остальным участникам экспедиции. При этом его бескомпромиссность порой играет экипажу на руку: однажды готовность Раша держать позиции до последнего позволяет отвоевать корабль назад [Шибаршина 2020, 58-59].
5 Хотелось бы отметить, что в отечественной культуре ситуация со стереотипами учёных немного иная. В советское время образ учёного-героя, подвижника оказался более живучим, будучи частью общей культурно-идеологической стратегии, основанной на конструировании «людей новой эпохи» [Абрамов 2013, 84]). Это, однако, не означает, что популярность «злодеев» и «безумцев» обошла её стороной. Это касается и стереотипа «бесчувственного» учёного: весьма неоднозначен образ физика-ядерщика Дмитрия Гусева из кинофильма «Девять дней одного года», буквально одержимого наукой, жертвующего ради неё собственным здоровьем и отношениями с близкими [Шибаршина 2020, 57].
6 Нередко визуальные образы науки и учёных имеют утрированный характер, порой далёкий от реальности. В поп-культуре имеет место регулярное создание и тиражирование не соответствующих действительности и зачастую откровенно негативных образов науки, включая описания научных экспериментов как опасных по сути, а учёных – как не способных нести ответственность за свои действия, либо активно настроенных на уничтожение мира [Kirby 2003]. Учёный-астроном Кристин Ларсен отмечает, что даже сами учёные в своих художественных произведениях выводят отрицательные образы самовлюбленных, безнравственных или безответственных учёных, проводящих опасные эксперименты (примеры – американский астрофизик и писатель-фантаст Грегори Бенфорд, астроном Грэг Уиллер и т.д.) [Larsen 2019, 7]. Вкупе с полным непониманием фундаментальной науки у части общественности это способствует общественному беспокойству в отношении научных проектов.
7 В свою очередь, одной из задач развития практик популяризации науки в XX в. стало целенаправленное конструирование положительного имиджа науки в поп-культуре. Стало появляться всё больше сериалов, повествующих о повседневности жизни и работы учёных и различных специалистов, в частности, медиков и криминологов. Одновременно с этим создатели некоторых из них не смогли избежать соблазна использовать негативные стереотипические черты в описании главных героев. Например, американский детективный телесериал «Кости» (2005–2017) предлагает образ судебного антрополога Темперанс Бреннан. Эксперт высокого уровня, она полностью посвящает себя науке, социально не адаптирована, по большей части держится от людей на расстоянии, утверждая, что не испытывает потребности в эмоциональных отношениях. По крайней мере, таковой она предстаёт перед зрителем на протяжении начальных сезонов. Бреннан работает в команде вместе с агентом ФБР, Сили Бутом, – её полной противоположностью, общительным, дружелюбным мужчиной, который легко находит подход к людям и в спорах с Бреннан пытается показать сложные для её понимания ситуации с разных сторон. В течение сериала разные персонажи говорят, что Бут и Бреннан уравновешивают друг друга, потому что Бреннан использует рациональный интеллект, а Бут – своё чутьё, инстинкты и юмор. Благодаря общению с ним, казалось бы, сухая женщина-учёный переживает определённую психологическую трансформацию. И это не единственный телевизионный продукт, где учёный – «злодей» или «бесчувственный» – отнюдь не является одномерным воплощением шаблона, а получает более глубокую и реалистичную проработку (выше мы упоминали о Раше).
8 В транслируемых визуальной поп-культурой образах учёных отражаются различные актуальные социальные проблемы и тенденции. К примеру, телесериал «Флэш» продвигает идею о том, что учёные и инженеры способны не только производить катастрофические эксперименты (собственно изначальный сюжет основан на взрыве ускорителя частиц), но также успешно устранять опасные последствия. В этом важную роль играет команда СтарЛаб, включающая инженера Циско Рамона. Это самый молодой сотрудник лаборатории, и, на наш взгляд, он воплощает один из образов учёных ближайшего будущего, «нёрда» нового типа – юного вундеркинда, соображающего мгновенно, лёгкого на подъём, играючи решающего практически любую научно-технологическую задачу, открытого всему новому в области трансгуманизма и передовых технологий.
9 Таким образом, развитие современной визуальной поп-культуры, с одной стороны, порождает существенные отличия от прежних стереотипов учёных, с другой – продолжает отражать некоторые устойчивые паттерны (например, в вышеупомянутом сериале «Флэш» основная сюжетная линия строится на борьбе добра со злом, включая противостояние учёных-злодеев и благородных учёных).
10 Современная визуальная поп-культура затрагивает также проблему отношений между наукой и властью, наукой и политикой. В научно-фантастических фильмах и ТВ-сериалах это может быть как изображение общества, управляемого научной и инженерно-технической интеллигенцией, так и интерпретация тех или иных аспектов данной проблемы. Однако прежде чем перейти к анализу конкретных образов из визуальной поп-культуры, рассмотрим некоторые аспекты самой проблемы связи науки и власти.
11

Проблема отношений между наукой и властью: анализ ряда аспектов
12 Говоря о вопросе науки и власти, следует отметить, что здесь может иметься в виду как политическая власть учёных, так и власть научного знания [Касавин 2020, 3]. Другими словами, речь идёт как о социально-политическом статусе научного сообщества, так и о практическом применении научного знания в технической или общественной сфере, а также доверии к нему со стороны общества.
13 Если говорить о первой трактовке, отметим, что наука и учёные не участвуют в принятии политических решений как самостоятельные акторы: они выступают профессиональными экспертами, профессиональными советчиками, чьи консультации могут позволить другим принять оптимальные политические и управленческие решения. Специфика отношений между наукой и политикой условно фиксируется исследователями в терминах линейной модели [Beck 2011; Karhunmaa 2020 и др.], которая довольно чётко фиксирует положение учёных и экспертов как зависимой социальной группы. К примеру, в США после Второй мировой войны формируется «наукоёмкое» правительство, которое, с одной стороны, активно опирается на учёных и экспертов, а с другой – контролирует производство и экспертизу научно-технического знания [Miller 2017]. В рамках линейной модели наука как бы «очищается» от политического выбора: принятие решений сохраняется за политиками и лицами, определяющими политику [Karhunmaa 2020, 588]. Однако необходимо отметить, что подобная модель навязывает упрощённое представление как о научной, так и о политической практике [Turnhout, Gieryn 2019; Jasanoff 2011]. Она едва ли существовала в чистом виде: на самом деле, связь между научно-экспертными сообществами и политическими структурами имеет не линейный, а более извилистый характер [Goldenberg 2021, 99]. Это часть более широкого динамичного процесса [Schäfer 2016].
14 Тем не менее, данная модель продолжает упоминаться как в научной литературе, так и в политической практике. Частично это связано с тем, что она является востребованной во взаимодействии науки и политики. С одной стороны, она выгодна политикам. Классическая линейно-автономная модель взаимодействия учёных с властными структурами ёмко охарактеризована фразой, приписываемой Уинстону Черчиллю «Scientists should be on tap not on top» – «Учёные должны быть “на микрофоне”, но не наверху», то есть всегда «под рукой», но не более. Собственно говоря, это естественное желание любых политиков – иметь «под рукой» хорошего специалиста по конкретным областям знания, у которого всегда можно получить профессиональную консультацию, но который затем не будет вмешиваться в собственно политический процесс принятия решений [Сунгуров 2020, 3].
15 С другой стороны, линейно-автономная модель даёт хотя бы частичную возможность учёным заниматься своим делом в «башне из слоновой кости». Хотя исследователи совместного производства знаний и выступают против политических перспектив линейной модели, ряд эмпирических исследований показывают её востребованность самими учёными. Так К. Кархунмаа на примере энергетической политики показывает, что линейная модель обеспечивает ясность в распределении ролей и обязанностей в научно-политическом взаимодействии [Karhunmaa 2020, 592]. Таким образом, линейная модель представляется мощным идеалом, отступление от которого угрожает превратить науку в инструмент политики. В случае потери автономии наука, как считается в рамках такой модели, не сможет обеспечить объективную информацию о функционировании природы или общества [Jasanoff 2011, 19-35].
16 Что же касается власти научного знания, то она может проявляться как в применении техники, приборов, медикаментов и т.п., так и в социальных действиях, в соотнесенности социально-гуманитарного знания с социально-политическими мерами [Grundmann, Stehr 2012]. К примеру, благодаря знанию о влиянии наших привычек на здоровье эпигенетика может стать удобной платформой для закрепления нормативных вариантов того, «что следует» делать в отношении своего здоровья, то есть для навязывания тех или иных предписаний [Шибаршина 2022, 337]. Ряд исследователей предупреждают о том, что молекулярная количественная оценка влияния образа жизни на наше здоровье может изменить степень в соотношении индивидуальной vs коллективной ответственности за здоровье [Hedlund 2012, 178] или, по крайней мере, составить доказательную базу для принуждения людей «что-то делать» в области поддержания здоровья [Chadwick, O’Connor 2012, 464].
17 Кроме того, можно говорить о символической власти научного знания, которая, безусловно, зависит от его эпистемического статуса и уровня доверия к нему со стороны общественности. В отношении доверия науке существует несколько подходов, включающих институциональное доверие науке, доверие науке как источнику научных результатов, отражение характеристик учёных и т.д. [Шеремет 2022, 195]. Доверие науке как институту подразумевает уверенность в научном сообществе в целом, признание его культурного авторитета в обществе, веру в способность науки «улучшать повседневную жизнь, направлять политические взгляды или решать моральные проблемы» [Gauchat 2011, 752]. Доверие учёным как источнику научных результатов означает в том числе готовность «сделать себя уязвимым для конкретных продуктов науки» [Roberts et al. 2013, 628], готовность к рискованным действиям исходя из научных рекомендаций. Также доверие к учёным зависит от определенных качеств (таких как компетентность, забота об окружающих, порядочность и честность), которые ожидаются от учёных как участников коммуникации с обществом [Шеремет 2022, 196].
18 Говоря о снижении и/или кризисном состоянии доверия, исследователи имеют в виду общественное отчуждение от науки, сокращение признания научного знания как источника ценностей в обществе и роли учёных в решении его фундаментальных проблем, растущий скептицизм по отношению к учёным, производящим научные результаты и рекомендации, общественное непонимание и отрицание научных разработок и проблем (таких как изменение климата) [Gauchat 2012; Шеремет 2022, 192]. Обсуждение результатов научно-технического прогресса становится предметом острых научных, общественных и прочих дискуссий, включающих проблему дегуманизации культуры как следствия развития области науки и технологий. Образ человека науки является предметом различных, порой противоположных восприятий (выше мы отмечали живучесть отрицательных стереотипов в отношении учёных в поп-культуре).
19 Относительно современных фильмов и сериалов, обыгрывающих популярные стереотипы ученых-злодеев, безумцев, безответственных учёных, К. Ларсен справедливо отмечает, что «поп-культура может только спекулировать на людских страхах по поводу ускорителей частиц» [Larsen 2019, 48]. Эти страхи связаны во многом с непониманием фундаментальной науки, а также с усилившимся в XX в. разочарованием в науке и учёных, со снижением научно-технологического оптимизма, с навешиванием на учёных обвинений в антигуманизме, антиэкологизме и т.п.
20

Гай Балтар: от учёного «под рукой» до президента
21 В качестве примера рассмотрим следующий образ из поп-культуры. Гай Балтар из сериала «Звёздный крейсер Галактика» (2004-2009) – учёный, харизматичный гений, интеллектуал со своеобразными манерами, присоединившийся к выжившему после атаки сайлонов человечеству. Он сталкивается с совершенно противоположным к себе отношением – от уважения и восхищения до пренебрежения и даже враждебного отношения. Спастись с планеты Каприка, атакованной сайлонами, ему удаётся прежде всего благодаря тому, что он известный учёный. Это же обстоятельство быстро сделало его членом команды президента. Изначально Балтар изображён весьма неоднозначной личностью. Один из самых больших умов человечества, он одновременно эгоист и трус. Его личные качества отталкивают людей, как только они узнают его лучше. Так происходит с офицером Феликсом Гаэтой, который, восхищаясь Балтаром как учёным, спасает его от подозрений в сотрудничестве с сайлонами, а в итоге начинает презирать и ненавидеть. Одновременно с этим он способен на героические поступки (например, пытается спасти маленькую девочку Афину).
22 Гай Балтар в целом пользуется среди граждан Двенадцати Колоний популярностью. Он создает устройство, позволяющее идентифицировать сайлонов с высокой степенью вероятности. Поэтому, когда президент Рослин выдвигает его кандидатуру на пост вице-президента, Балтар легко выигрывает выборы. Когда же Балтар выставляет свою кандидатуру на пост президента Двенадцати Колоний, его с готовностью поддерживает Гаэта, подчёркивая свои симпатии науке.
23 Почему Балтар выдвигается на пост президента, ведь изначально у него не было даже мыслей идти в политику? Помимо личных амбиций, которые появились благодаря подстрекательству третьих лиц, желавших получить власть через Балтара, здесь явно прослеживается желание компенсировать так долго ущемляемое «эго». И до, и даже после своего избрания вице-президентом Балтар вынужден был подчиняться действующему президенту и военным. В противоположность Гаэте, некоторые военные Флота относятся к Балтару сдержанно, а порой даже презрительно. Командир звёздного крейсера «Галактика», Билл Адама видит в нём лишь эксперта, который даёт рекомендации и предлагает научно-технологические решения, а в остальном обязан беспрекословно подчиняться приказам президента и военных. Старший помощник Сол Тай, оказавшись временно у руля, воспринимает Гая как бездушный объект подчинения. Более того, полковника, по всей видимости, раздражает непрямолинейная манера общения учёного, склонного ходить вокруг да около, избегая прямых ответов. Ни он, ни Адама не желают президентства Балтара, полагая, – на самом деле, справедливо, – что ничего хорошего из этого не выйдет. Так в сериале сталкиваются наука и политика, наука и военная сфера.
24 «Учёные должны быть под рукой, но не более», – именно так относятся к Гаю Балтару и президент Двенадцати Колоний Лора Розлин, и военное руководство флота. От него ожидают чётких и правильных научных рекомендаций и результатов. Отметим, что, с одной стороны, линейная модель в её жесткой форме более чем оправдана в чрезвычайном положении, каковое, собственно, и стало основой сюжета «Звёздного крейсера Галактика». Вместе с тем политикам и военным не удаётся полностью разграничить области науки и политики, поскольку реальная жизнь всегда сложнее искусственных моделей. Даже сама ситуация с разработкой теста, идентифицирующего сайлонов среди людей, представляет собой не просто научную проблему, а некий комплекс проблем, включающий морально-этические аспекты. Научные знания не превращаются автоматически в политические действия: скорее, это требует интерпретации, оценки и согласования с другими знаниевыми притязаниями. Критики линейной модели указывают на то, что альтернативой выступает взаимодействие науки и политики с более широким участием, предполагающее, что производство знаний и их использование не могут оставаться отдельными сферами. Однако применительно к контексту сериала, очевидно, что широкое демократическое участие в таких вопросах чревато катастрофой для всего социума, поскольку выживание становится первейшей задачей для человечества, спасающегося бегством от врага, который сильнее. И всё же ограничивать выживание только физическим аспектом тоже оказывается не лучшим вариантом. По ходу развития сюжета возникает ощущение, что истина где-то посередине, что крайности допустимы лишь в отдельных ситуациях.
25 Никто и предположить не мог, что Гай Балтар выставит свою кандидатуру на президентских выборах. Высшее политическое и военное руководство не желает видеть его у власти: несмотря на репутацию прославленного учёного, они не доверяют и не симпатизируют ему (за исключением офицера Гаэты, который, хотя и служит во флоте, но явно больше тяготеет к интеллектуальному миру науки). На выборах Балтар сначала проигрывает действующему президенту, однако общественное мнение резко меняется после одного его публичного выступления. Многие голосуют за Гая Балтара прежде всего потому, что в свою предвыборную программу он включил популистское заявление о том, что в случае его избрания немедленно начнётся гражданское заселение Новой Каприки, случайно обнаруженной пригодной для жизни планеты. Уставшие от жизни на кораблях люди готовы к рискованным действиям, которые им предлагал учёный-президент, готовы сделать себя уязвимыми. И именно бдительность Феликса Гаэты на выборах (действующий президент пыталась сфальсифицировать результаты) помогает Гаю занять кресло президента.
26 Военное руководство оказывается против данного решения, подвергающего опасности жизни человечества, преследуемого сайлонами. Однако благодаря демократическим выборам из зависимого научного консультанта Балтар превращается в самостоятельного политического актора. Он с нескрываемым удовольствием указывает адмиралу Адаме на необходимость подчиняться ему, новому президенту Двенадцати Колоний, отомстив тому, кто так долго держал его «под рукой».
27 Когда Балтар побеждает на выборах, Гаэта становится начальником его штаба. Однако президентство Гая Балтара оказывается катастрофой, и Феликс начинает ненавидеть своего бывшего кумира. Позже, в ходе развития сюжета, становится ясным, почему Гаэта желал видеть учёного в кресле президента. Выше мы упоминали о доверии науке как признании её культурного авторитета, веры в способность науки направлять политические взгляды. Это как раз случай Феликса Гаэты. Он называет себя идеалистом, который надеялся принять участие в создании «правильного общества», построенного на научном знании.
28 В сериале также сталкиваются наука и религия. Выдвигая свою кандидатуру на президентские выборы, Рослин уповает на идею своего мессианства, внушённого одной провидицей. Это крайне раздражает таких как Гаэта, отвергающих любые религиозные идеи. Примечательно, что сам Балтар в итоге из лагеря науки переходит в лагерь религии и становится проповедником. К слову, данный сериал не только представляет собой научно-фантастическую и политическую драму, но и содержит значительное количество религиозных отсылок и аллегорий. Однако это отдельная тема, не связанная с проблематикой статьи.
29 Примечательно, что образ гениального, но эгоистичного учёного, который лавирует между собственными противоречиями, между военными и гражданскими, поступает то как злодей, то как благородный человек, делает данного персонажа живым и близким зрителю, показывая, что все мы люди, все мы сильны и слабы одновременно.
30 Таким образом, современная визуальная поп-культура, продолжая традицию изображения учёных через ряд стереотипов, предлагает как утрированные, далёкие от реальности, так и более глубокие, многогранные и неоднозначные образы. В транслируемых типажах учёных отражаются различные актуальные социальные проблемы и тенденции, включая вопрос об отношениях между наукой и властью. Безусловно, отсылка к «Звёздному крейсеру Галактика» в нашем исследовании выступала лишь инструментом анализа некоторых аспектов этих отношений, не более, не являясь попыткой интерпретации оригинального замысла создателей сериала. Мы лишь хотели показать, как может реализовываться вопрос власти учёных и научного знания в тех или иных гипотетических ситуациях, которыми богата визуальная культура, включая освещение проблемы линейной модели отношений между наукой и политикой, а также доверия научному знанию и учёным.

Библиография

1. Абрамов Р. Популяризация науки в СССР как элемент культурной политики // Время, вперед! Культурная политика в СССР / под ред. И.В. Глущенко, В.А. Куренного. М.: Изд. Дом Высшей школы экономики, 2013. С. 80-88.

2. Касавин И.Т. Наука как политический субъект // Социологические исследования. 2020. № 7. С. 3-14.

3. Сунгуров А. Ю. Экспертные сообщества и власть. М.: Политическая энциклопедия, 2020. 231 с.

4. Шеремет Е.П. Факторы общественного доверия науке: обзор эмпирических исследований // Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены. 2022. № 3 (169). С. 189-211.

5. Шибаршина С.В. Визуальные образы учёных и апгрейд социальных ценностей // Цифровой учёный: лаборатория философа. 2020. Т. 3. № 4. С. 50-64.

6. Шибаршина С. В. Социально-политическая власть науки и технологий (на примере эпигенетики) // Философия. Журнал Высшей школы экономики. 2022. Т. 6. № 2. С. 334-345.

7. Beck S. Moving beyond the linear model of expertise? IPCC and the test of adaptation // Regional Environmental Change. 2011. Vol. 11. Pp. 297-306, doi:10.1007/s10113-010-0136-2.

8. Chadwick R., O'Connor A. Epigenetics and personalized medicine: prospects and ethical issues // Personalized Medicine. 2013. Vol. 10. No. 5. Pp. 463-547.

9. Gauchat G. The cultural authority of science: public trust and acceptance of organized science // Public Understanding of Science. 2011. Vol. 20. No. 6. Pp. 751-770, doi:10.1177/0963662510365246.

10. Goldenberg M.J. Vaccine Hesitancy: Public Trust, Expertise, and the War on Science. Pittsburgh: University of Pittsburgh Press, 2021. 263 p.

11. Grundmann R., Stehr N. The Power of Scientific Knowledge. From Research to Public Policy. Cambridge: Cambridge University Press, 2012. 221 p.

12. Haynes R. From alchemy to artificial intelligence: stereotypes of the scientist in Western literature // Public Understanding of Science. 2003. Vol. 12. No. 3. Pp. 243-253.

13. Hedlund M. Epigenetic responsibility // Medicine Studies. 2012. Vol. 3. No. 3. Pp. 171-183.

14. Jasanoff S. Quality control and peer review in advisory science //The Politics of Scientific Advice: Institutional Design for Quality Assurance / Ed. by J. Lentsch, P. Weingart. Cambridge: Cambridge University Press, 2011. Pp. 19-35.

15. Karhunmaa K. Performing a linear model: The professor group on energy policy // Environmental Science & Policy. 2020. Vol. 114. Pp. 587-594.

16. Kirby D. A. Scientists on the set: science consultants and the communication of science in visual fiction // Public Understanding of Science. 2003. Vol. 12. No. 3. Pp. 261-278, doi:10.1177/0963662503123005.

17. Larsen K. Particle Panic!: How Popular Media and Popularized Science Feed Public Fears of Particle Accelerator Experiments. Cham: Springer, 2019. 194 p.

18. Miller C.A. It’s not a war on science // Issues in Science and Technology. 2017. Vol. 33. No. 3. URL: https://issues.org/perspective-its-not-a-war-on-science/ (дата обращения: 17.03.2023).

19. Roberts M. R., Reid G., Schroeder M., Norris S. P. Causal or Spurious? The Relationship of Knowledge and Attitudes to Trust in Science and Technology // Public Understanding of Science. 2013. Vol. 22. No. 5. Pp. 624-641, doi:10.1177/ 0963662511420511.

20. Schäfer M. S. Mediated trust in science: concept, measurement and perspectives for the “science of science communication” // Journal of Science Communication. 2016. Vol. 15. No. 5. Pp. 1-8.

21. Schibeci R. A. Images of science and scientists and science education // Science Education. 1986. Vol. 70. No. 2. Pp. 139–149.

22. Turnhout E., Gieryn T. Science, politics, and the public in knowledge controversies // Environmental Expertise: Connecting Science, Policy and Society / Ed. by E. Turnhout, W. Tuinstra, W. Halffman (Eds.). Cambridge University Press, 2019. Pp. 68-81, doi:10.1017/9781316162514.006.

23. Weingart P. Science and the media // Res Policy. 1998. Vol. 27. No. 8. Pp. 869-879.

Комментарии

Сообщения не найдены

Написать отзыв
Перевести